Истории

Кровь на губах

Политзаключенные в российских тюрьмах стали особой кастой -
самой уязвимой.

Сейчас его опять избивают - уже в СИЗО. В недавнем письме матери
Арсений говорит: “Обстановка тяжелая, критическая. Сегодня вечером
били кулаками по голове на кровати два раза. Ночь будет очень тяжелой.
Но я буду держаться. У меня уже был такой опыт”, - это - из письма
Арсения Турбина матери. За четыре месяца в камере СИЗО он похудел на
17 килограммов. Турбину 16 лет, он стал самым молодым российским
политическим заключенным, попав под следствие в 15.
Лицеиста-отличника обвинили в намерении вступить в
террористическую организацию. Дали 5 лет. Дело сфальсифицировано:
протокол допроса с “признанием” Турбина не совпадает с аудиозаписью
этого же допроса, где никакого признания нет. Взяли мальчишку, когда он
расклеил рядом с домом листовки с критикой Путина. Показания дали
школьные учителя, с которыми у семьи был конфликт.
Это лишь одна из чудовищных историй нового периода репрессий.
Сейчас правозащитные организации насчитывают не менее 1000
политзаключенных в российских тюрьмах. Часть посадили по законам о
военной цензуре, часть - за политическую деятельность, кто-то сидит по
доносу. Объединяет их дела не только фактическое отсутствие вины, но и
особые условия, в которые политзеков помещают в местах заключения.
Очевидно, что они, как и в период Большого террора, стали особой кастой,
хуже “обиженных”, к которой относятся намного жестче, чем к
“уголовным”.
Лилия Чанышева, освобожденная при августовском обмене
заключенными, рассказывала, как любая ее жалоба на нарушения закона в
колонии становилась поводом для наказания всего ее отряда. Так
генерировалась ненависть осужденных к политической: “Из-за нее
страдаете!” Так в армии весь взвод заставляют заново бежать кросс из-за
того, кто пришел последним, воспитывая ненависть к “хлюпику”.

О нем никто не знал, никто не помогал и никто не бился за
его освобождение. Он не писал жалоб, к нему в суд не приходили
журналисты. О нем узнали после смерти - сокамерник рассказал в письме.
Летом в Биробиджане умер Павел Кушнир. Пианист местной
филармонии попал в СИЗО из-за видео на своем канале с пятью
подписчиками. О нем никто не знал, никто не помогал и никто не бился за
его освобождение. Он не писал жалоб, к нему в суд не приходили
журналисты. О нем узнали после смерти - сокамерник рассказал в письме.

Тем не менее Кушнира, отказавшегося признавать вину и державшего
голодовку в знак протеста против ареста, били смертным боем. Били
сокамерники - при полном попустительстве администрации. Били так, что
на последнее продление меры пресечения в суд конвой принес его на
простыне. В гробу он лежал в синяках и с запекшейся на губах кровью.
Администрация колоний и СИЗО не всегда давит на политических
через актив, получающий поощрения за травлю. Иногда действуют и в
открытую - сами. Наиболее распространенный метод давления -
помещение в одиночку. Алексей Горинов, который стал первым узником о
статье о “военных фейках” - за произнесенное на заседании
муниципального совета запрещенное слово из 5 букв вместо “СВО”, в
одиночке почти два года. Стал забывать слова. На встречах с адвокатом
мгновенно засыпает - кабинет теплый, а в камере холодно, окно не
закрывается, матраса и одеяла нет. Да и спать ночью не получается:
каждые два часа приходит надзиратель проверить, не сбежал ли узник.
Пытки к политзаключенным применяются повсеместно. Если им
хотят придать вид законности, за каждую мелочь (расстегнутая пуговица,
закатанные рукава) узника водворяют в ШИЗО - тюрьму в тюрьме, где нет
ничего, кроме прикрученного к полу табурета и стола, а бумага и ручка
выдаются только на час в сутки. Так почти 300 дней провел в ШИЗО
самый известный политузник России Алексей Навальный. В изоляторе он
и умер.
Еще один способ воздействия - выбор особых сокамерников. Тот же
Навальный писал, как его постоянно помещали в камеру с бездомным,
обладавшим крайне специфическим запахом. Режиссер Евгения Беркович,
осужденная за постановку спектакля, в котором следствие увидело
пропаганду терроризма, сидит в камере с женщиной, осужденной за
каннибализм.
Не забыт и старый советский метод карательной психиатрии. 19-
летний Максим Лыпкань, осужденный за интервью признанному в России
нежелательной организацией «Радио Свобода”, с октября 2023 года
находится в психушке.
Помещали в психиатрический стационар и журналистку Викторию
Петрову, которую суд признал невменяемой и одновременно виновной в
распространении «фейков» за посты “ВКонтакте”.


В начале 2023 года сотрудники СИЗО заявили, что под арестом она
продолжает антивоенную пропаганду, а значит, психически не здорова. Ее
отправили в стационар.
Там Виктория подвергалась издевательствам и унижениям: ее
заставляли полностью раздеваться при мужчинах, обещали избить,
привязывали к кровати, а после уколов она по несколько дней не могла
говорить.
В августе 2024 года Петрову выпустили. По словам врачей, это
произошло после того, как она признала противоправный характер своих
антивоенных постов.
Еще один способ воздействия - лишение медпомощи. Так неделями
добивался водворения в туберкулезную больницу упомянутый Алексей
Горинов. Его госпитализировали только после соответствующего решения
рабочей группы ООН по правам человека. После аналогичного решения
прооперировали Игоря Барышникова, который был помещен в СИЗО с
эпицистостомой в животе. Так отказывают в медпомощи несмотря
на признаки прединсультного состояния (очень высокое давление (до
220 мм рт. ст.), онемение рук, ног") Людмиле Разумовой, осужденной на 7
лет за антивоенные граффити. Не оказывают медпомощь Зареме
Мусаевой, жене федерального судьи в отставке и матери чеченских
оппозиционеров. Зарему обвинили в мошенничестве и фактически взяли в
заложники. У нее тяжелый диабет, она близка к смерти.
И, конечно, один из любимых способов давления - издевательство
над близкими. Пока Барышников был в тюрьме, умерла его мама, за
которой он ухаживал, будучи на свободе. На похороны мужчину не
отпустили.
У Евгении Беркович 2 приемные дочери, их биологическая мать
умерла в тюрьме. Одна из девочек имеет ментальные нарушения. За время
заключения Беркович психическое состояние детей значительно
ухудшилось.


Еще один способ воздействия - лишение медпомощи.

Сына Марины Мелиховой, приговоренной к полутора годам
колонии за антивоенные посты, избили во время обыска у матери.
Если узник не сдается, есть самый изощренный метод борьбы -
завести на него второе дело. Так на днях начнется новый суд над Алексеем
Гориновым - его обвиняют в оправдании терроризма за разговоры с
соседями по палате в тюремной больнице. Подростка Арсения Турбина,
которого избивают в СИЗО, тоже начали снова допрашивать:

приговорившая его к 5 годам судья заявила, что после этого ей начали
угрожать неизвестные.
Единственный путь на волю для политзаключенных - обмен. Пока
состоялся лишь один - тогда были освобождены (но и высланы из страны)
11 политузников. О новом обмене пока речь не идет.
По опросам социологов, только около половины россиян верят, что
сейчас в России есть политзаключенные.
Made on
Tilda