RUS / EN
Чтобы любви было больше, а страхов меньше
Российские активистки остаются работать в стране, несмотря на возросшие угрозы. Им приходится противостоять как репрессиям, так и личному выгоранию. В чём особенности этой ситуации и как остаться на плаву в это турбулентное время? Разбираемся с активистками и психологом
«Часто я сижу за компьютером и думаю: «Кому все это надо, зачем все это надо?». Наверное, если бы не поддержка моей жены, которая работает совсем в другой сфере, не связанной с активизмом, я бы уже не смогла, ушла бы, устроилась куда-то, где обычный рабочий день, обычная работа. Я все время сталкиваюсь с выгоранием», - Анна (имя изменено по просьбе героини) - одна из немногих активисток в Оренбурге, которая занимается помощью ВИЧ-положительным людям и поддержкой ЛГБТК+ людей. Когда ты живешь в консервативном регионе на краю страны - это всегда риск. Когда страна в это время ведёт войну, он вырастает в десятки раз.
«Нападения, задержания, постоянные угрозы»
Давление на активисток/ов в России только нарастает в последние 10 лет. Во время боевых действий в Украине, начавшихся в феврале 2022 года, оно достигло пика. В то время, когда госидеология фактически перешла на военное положение, любая несанкционированная активность, пусть даже напрямую не связанная с пацифизмом, становится мишенью.
На фоне рекордной эмиграции из страны оставшиеся становятся все более уязвимы. А тяжелый эмоциональный фон ускоряет выгорание, даже если человек не становится непосредственным объектом репрессий.
При этом и до 24 февраля безопасной работу активистов/ок в России назвать мог только человек, вовсе не знакомый с ситуацией.
В конце 2021 года инициативная группа "Равные" организовала опрос активисток феминистского и ЛГБТК+ движения, чтобы выяснить, с какими угрозами, вызовами и рисками сталкиваются активисты/ки и какие институты помогают им справляться с трудностями. Сейчас на основе ответов участниц/ков можно сделать некоторые выводы о ситуации в региональном активизме до начала войны в Украине.
На фоне рекордной эмиграции из страны оставшиеся становятся все более уязвимы. А тяжелый эмоциональный фон ускоряет выгорание, даже если человек не становится непосредственным объектом репрессий.
При этом и до 24 февраля безопасной работу активистов/ок в России назвать мог только человек, вовсе не знакомый с ситуацией.
В конце 2021 года инициативная группа "Равные" организовала опрос активисток феминистского и ЛГБТК+ движения, чтобы выяснить, с какими угрозами, вызовами и рисками сталкиваются активисты/ки и какие институты помогают им справляться с трудностями. Сейчас на основе ответов участниц/ков можно сделать некоторые выводы о ситуации в региональном активизме до начала войны в Украине.
Приведем лишь самые яркие результаты: треть участниц/ков подвергались насилию, как физическому, так и сексуализированному, многие из них - неоднократно. При этом абсолютное меньшинство заявило, что доверит свою защиту полиции и другим официальным органам.
Только 20 % однозначно ответили, что в их городе феминистки и ЛГБТК+ люди могут открыто проявлять себя, и менее 20% считают городские пространства безопасными.
Лишь 15 % из тех, кто считает себя негетеросексуальным человеком, совершили каминг-аут публично, остальные рассказали о своей ориентации или гендерной идентичности родственникам или близким друзьям.
Принадлежность к феминизму также связана со стигматизацией. Менее трети опрошенных публично говорят о принадлежности к феминистскому движению (напомним, опрос был именно среди фем-активистов/ок).
Более половины опрошенных из-за своих взглядов или идентичности подвергались дискриминации как в виртуальном пространстве (травля в интернете), так и в реальной жизни (семья, общественные места). Вот как описывали респонденты свой опыт активизма в России: «Нападения на улице, постоянные угрозы в интернете, задержания на публичных акциях, отказ работать со мной», «Оскорбления, угрозы. Иногда друзья писали: "ты сошла с ума"», «Понуждение к увольнению, отказы в приеме на работу, оскорбительные высказывания, раскрытие личных данных, угрозы, нападение"».
На момент анкетирования (конец 2021 - февраль 2022 г), только половина респонденток/ов планировали дальше работать в России.
Насилие над женщинами и ЛГБТК+ персонами - масштабная и повсеместная проблема в РФ. При этом позиция власти лишь способствует буллингу, нетерпимости, социальному неприятию любой инаковости. Активисты/ки не чувствовали себя в безопасности, даже если их работа никак не пересекалась с политической оппозицией (принадлежность к которой в России давно фактически наказуема). Теперь же риски только выросли.
Только 20 % однозначно ответили, что в их городе феминистки и ЛГБТК+ люди могут открыто проявлять себя, и менее 20% считают городские пространства безопасными.
Лишь 15 % из тех, кто считает себя негетеросексуальным человеком, совершили каминг-аут публично, остальные рассказали о своей ориентации или гендерной идентичности родственникам или близким друзьям.
Принадлежность к феминизму также связана со стигматизацией. Менее трети опрошенных публично говорят о принадлежности к феминистскому движению (напомним, опрос был именно среди фем-активистов/ок).
Более половины опрошенных из-за своих взглядов или идентичности подвергались дискриминации как в виртуальном пространстве (травля в интернете), так и в реальной жизни (семья, общественные места). Вот как описывали респонденты свой опыт активизма в России: «Нападения на улице, постоянные угрозы в интернете, задержания на публичных акциях, отказ работать со мной», «Оскорбления, угрозы. Иногда друзья писали: "ты сошла с ума"», «Понуждение к увольнению, отказы в приеме на работу, оскорбительные высказывания, раскрытие личных данных, угрозы, нападение"».
На момент анкетирования (конец 2021 - февраль 2022 г), только половина респонденток/ов планировали дальше работать в России.
Насилие над женщинами и ЛГБТК+ персонами - масштабная и повсеместная проблема в РФ. При этом позиция власти лишь способствует буллингу, нетерпимости, социальному неприятию любой инаковости. Активисты/ки не чувствовали себя в безопасности, даже если их работа никак не пересекалась с политической оппозицией (принадлежность к которой в России давно фактически наказуема). Теперь же риски только выросли.
«Война - это патриархат»
Женщина, активистка, феминистка, да ещё и поддерживаешь ЛГБТК+ сообщество или публично идентифицируешь себя с ним - не слишком ли много стигмы для одного человека? Как с этим выживать в маленьком регионе? Наши героини уезжать из страны не хотят. Дело их жизни - защита тех, кто здесь.
«Мне больно смотреть, как все разваливается. Я разговариваю с горожанами, с принимающими решения чиновниками, сотрудниками государственных, социальных, медицинских организаций… Да, я этого города не застала в расцвете. Но я знаю, каким цветущим он был раньше. Я знаю от людей, как это все было. Я хочу здесь работать, хочу что-то менять. Нужно же, чтобы это кто-то делал»,- говорит Анна.
«Я хочу заниматься своим делом в своей республике. Мне здесь интересно»,- солидарна с ней фем-активистка Ева из Уфы.
Не собирается по возможности покидать страну и художница Дарья Абдулина из Калининграда: «Я хочу работать в России, я сама преодолела системную бедность, я сама себя сделала, и мне жалко это все. Я не понимаю, почему люди, которые узурпировали власть, имеют право выгнать меня из страны. Это моя страна, мой язык, мои корни. Пока нет прямой угрозы, я не хочу уезжать».
Даша ведёт арт-направление в калининградском пространстве "Феминитив": «Делаю то, что мне интересно: показы, выставки, вечеринки».
Насилие над женщинами и ЛГБТК+ персонами - масштабная и повсеместная проблема в РФ. При этом позиция власти лишь способствует буллингу, нетерпимости, социальному неприятию любой инаковости. Активисты/ки не чувствовали себя в безопасности, даже если их работа никак не пересекалась с политической оппозицией (принадлежность к которой в России давно фактически наказуема). Теперь же риски только выросли.
«Мне больно смотреть, как все разваливается. Я разговариваю с горожанами, с принимающими решения чиновниками, сотрудниками государственных, социальных, медицинских организаций… Да, я этого города не застала в расцвете. Но я знаю, каким цветущим он был раньше. Я знаю от людей, как это все было. Я хочу здесь работать, хочу что-то менять. Нужно же, чтобы это кто-то делал»,- говорит Анна.
«Я хочу заниматься своим делом в своей республике. Мне здесь интересно»,- солидарна с ней фем-активистка Ева из Уфы.
Не собирается по возможности покидать страну и художница Дарья Абдулина из Калининграда: «Я хочу работать в России, я сама преодолела системную бедность, я сама себя сделала, и мне жалко это все. Я не понимаю, почему люди, которые узурпировали власть, имеют право выгнать меня из страны. Это моя страна, мой язык, мои корни. Пока нет прямой угрозы, я не хочу уезжать».
Даша ведёт арт-направление в калининградском пространстве "Феминитив": «Делаю то, что мне интересно: показы, выставки, вечеринки».
Насилие над женщинами и ЛГБТК+ персонами - масштабная и повсеместная проблема в РФ. При этом позиция власти лишь способствует буллингу, нетерпимости, социальному неприятию любой инаковости. Активисты/ки не чувствовали себя в безопасности, даже если их работа никак не пересекалась с политической оппозицией (принадлежность к которой в России давно фактически наказуема). Теперь же риски только выросли.
Уфимка Ева вспоминает, как февральские события заставили ее задуматься: возможно ли в изменившихся условиях проводить традиционный фем-фестиваль, который существует в Башкортостане уже 4 года подряд. В то время, когда многие женские группы в регионах страны отменили анонсированные на 8 Марта мероприятия, в Уфе фестиваль решили не отменять, а, напротив, продолжить разговор о правах женщин даже во время войны, делающей женщину объектом насилия. «Мы боялись, но решили: будь что будет. Любая война - это тоже проявление патриархата. Мы боремся с патриархатом. Это я сейчас говорю уверенно, а тогда, конечно, были сомнения, насколько вообще это уместно сейчас - заниматься этим, привычным, в то время когда все привычное отодвинуто на второй план»,- вспоминает Ева.
Даша до войны начала совместную с «Феминитивом» кампанию по противодействию харассменту "Это не норм" - документальный проект в «Тик-Ток», рассказывающий истории девушек, которые столкнулись с этим видом насилия. Сейчас ей кажется, что это было миллион лет назад - и что вот уже миллион лет идут бои. В первый день войны, когда Даша узнала о случившемся, надела антивоенную футболку и буквально побежала на улицу.
«Они от нашего имени начали вершить ужас бесконечный, я должна была сказать власти, что я с этим не согласна!» - комментирует она свой поступок. Власть тоже оказалась не согласна с Дарьей - в ее жизнь пришли задержания и штрафы:
«Первый раз меня повязали на "Доме советов". Вышло человек 45 и повязали всех. Тогда еще статьи про "дискредитацию" не было. Дали за "участие в несогласованном митинге" 10 тысяч штрафа. Рядом были друзья-активисты, которые наделали классных фото, где я одна и шеренга полицейских. Мы едем в автозаке, солнце светит такое прекрасное, жуем брауни, которые нам перекинули в автозак, и ни за что не стыдно.
Я всматривалась в лица полицейских и не понимала, это человек-функция или идейный. Люди постарше как будто идейные, а помладше вроде как сами в шоке от того, что им приходится делать. Мне кажется, они рефлексируют и понимают, что система к ним тоже не очень хорошо относится.
Второй раз меня задержали без символики, тогда всех 70 человек, которые были на площади, повязали. Был очень харизматичный генерал в каракулевой шапке, отдал приказ всех повязать. С одной стороны площади были люди без флагов, транспарантов и радости на лицах, а с другой - с символикой Z. Я начала спрашивать у полицейских, не хотят ли они спросить, санкционирован ли выход граждан с символикой Z. Тогда меня и задержали».
Чтобы оплатить Дашин штраф, друзья собрали донаты на квир-вечеринке в честь ее дня рождения. А потом активистка почувствовала, что страх исчез. «Сейчас моя основная ценность - это свобода, и я готова работать, чтобы любви и свободы было больше, а страхов меньше. Я думаю, что во мне ничего фундаментально не изменилось, меня не сломали, я просто с утроенной силой осознала важность того, чем занималась.
Мне нравится делать проекты для местных, мне хочется быть больше, ярче, честнее. И противопоставлять бесконечному нормализованному насилию культуру и просвещение».
Даша до войны начала совместную с «Феминитивом» кампанию по противодействию харассменту "Это не норм" - документальный проект в «Тик-Ток», рассказывающий истории девушек, которые столкнулись с этим видом насилия. Сейчас ей кажется, что это было миллион лет назад - и что вот уже миллион лет идут бои. В первый день войны, когда Даша узнала о случившемся, надела антивоенную футболку и буквально побежала на улицу.
«Они от нашего имени начали вершить ужас бесконечный, я должна была сказать власти, что я с этим не согласна!» - комментирует она свой поступок. Власть тоже оказалась не согласна с Дарьей - в ее жизнь пришли задержания и штрафы:
«Первый раз меня повязали на "Доме советов". Вышло человек 45 и повязали всех. Тогда еще статьи про "дискредитацию" не было. Дали за "участие в несогласованном митинге" 10 тысяч штрафа. Рядом были друзья-активисты, которые наделали классных фото, где я одна и шеренга полицейских. Мы едем в автозаке, солнце светит такое прекрасное, жуем брауни, которые нам перекинули в автозак, и ни за что не стыдно.
Я всматривалась в лица полицейских и не понимала, это человек-функция или идейный. Люди постарше как будто идейные, а помладше вроде как сами в шоке от того, что им приходится делать. Мне кажется, они рефлексируют и понимают, что система к ним тоже не очень хорошо относится.
Второй раз меня задержали без символики, тогда всех 70 человек, которые были на площади, повязали. Был очень харизматичный генерал в каракулевой шапке, отдал приказ всех повязать. С одной стороны площади были люди без флагов, транспарантов и радости на лицах, а с другой - с символикой Z. Я начала спрашивать у полицейских, не хотят ли они спросить, санкционирован ли выход граждан с символикой Z. Тогда меня и задержали».
Чтобы оплатить Дашин штраф, друзья собрали донаты на квир-вечеринке в честь ее дня рождения. А потом активистка почувствовала, что страх исчез. «Сейчас моя основная ценность - это свобода, и я готова работать, чтобы любви и свободы было больше, а страхов меньше. Я думаю, что во мне ничего фундаментально не изменилось, меня не сломали, я просто с утроенной силой осознала важность того, чем занималась.
Мне нравится делать проекты для местных, мне хочется быть больше, ярче, честнее. И противопоставлять бесконечному нормализованному насилию культуру и просвещение».
«Люди умирают, не дождавшись препаратов»
«Для меня эти месяцы очень тяжелыми стали. Мы часто ездим на похороны: у многих знакомых в семьях молодые ребята погибли, которые даже не представляли, что окажутся на войне. Если бы знали, что будет такая история, они бы не подписали контракт. Но никто же никого не предупреждал», - Анна сочувствует этим потерям, хорошо понимая, как бесправен и уязвим человек в руках государства, которому нужна кровь. И как по-прежнему равнодушно государство к этому человеку, когда он нуждается в помощи. В своей организации она помогает людям, у которых выявлен ВИЧ, добиться медицинской помощи. И прекрасно знает случаи, когда до даты получения препаратов пациенты просто не доживают.
Она ездит по маленьким городам своего региона. Отвечает на звонки «горячей линии», тестирует, выявляет, утешает, доводит до врачей. И раз в неделю созванивается с пожилой родственницей в Украине. Видеосвязь той помогает наладить соцработник. В начале удавалось разговаривать чаще, сейчас со связью все сложнее. Жизнь Аниной семьи - от звонка до звонка. Она знает: бабушка не уедет, не эвакуируется, не оставит свой дом до конца.
Аня, впрочем, тоже свой дом не оставляет.
«Об отъезде мы не думаем, так как здесь ребёнок занимается спортом, для него это важно, мы не можем этим пожертвовать. Только в крайнем случае, но для начала надо бы узаконить наши с женой отношения. Пока переезд очень сложный вопрос, который мы в семье стараемся даже не обсуждать».
На вопрос, сколько в ее городе ЛГБТК+ активисток/ов с «открытым лицом» Анна отвечает: «Ни одного». Группа поддержки, которую она организовала, появилась после встреч с активистами из других регионов. ЛГБТК+ в небольшом патриархальном городе - это одиночество и страх. Особенно если ты не молод, боишься потерять работу или репутацию. Ты не уже пойдешь в клуб, а больше и некуда.
«Не хватало просто таких душевных разговоров. Сейчас мы проводим группы, на которые приходят со своими проблемами: у кого что накипело. Просто чтобы побыть в принимающей атмосфере, где можно не бояться»,- рассказывает Анна.
Она ездит по маленьким городам своего региона. Отвечает на звонки «горячей линии», тестирует, выявляет, утешает, доводит до врачей. И раз в неделю созванивается с пожилой родственницей в Украине. Видеосвязь той помогает наладить соцработник. В начале удавалось разговаривать чаще, сейчас со связью все сложнее. Жизнь Аниной семьи - от звонка до звонка. Она знает: бабушка не уедет, не эвакуируется, не оставит свой дом до конца.
Аня, впрочем, тоже свой дом не оставляет.
«Об отъезде мы не думаем, так как здесь ребёнок занимается спортом, для него это важно, мы не можем этим пожертвовать. Только в крайнем случае, но для начала надо бы узаконить наши с женой отношения. Пока переезд очень сложный вопрос, который мы в семье стараемся даже не обсуждать».
На вопрос, сколько в ее городе ЛГБТК+ активисток/ов с «открытым лицом» Анна отвечает: «Ни одного». Группа поддержки, которую она организовала, появилась после встреч с активистами из других регионов. ЛГБТК+ в небольшом патриархальном городе - это одиночество и страх. Особенно если ты не молод, боишься потерять работу или репутацию. Ты не уже пойдешь в клуб, а больше и некуда.
«Не хватало просто таких душевных разговоров. Сейчас мы проводим группы, на которые приходят со своими проблемами: у кого что накипело. Просто чтобы побыть в принимающей атмосфере, где можно не бояться»,- рассказывает Анна.
«Ни в чем себе не отказываю: мне во всем откажет мое государство»
Мир Евы 24 февраля обрушился. Накануне у нее случился болезненный разрыв с партнеркой. Сейчас она размышляет: может, и хорошо, что так совпало - одна боль вытесняет другую. Справиться помогает работа - она записывает подкасты с фем-повесткой, вместе с соратницами организует дискуссии, комментирует инициативы и высказывания местных чиновников.
Благо, те, как и везде, щедры на глупости вроде очередного мартовского поздравления «женщинам - украшению коллектива». Ева, впрочем, полагает, что такое отношение чиновничества к женской повестке отчасти спасает от преследования. «Украшение коллектива» патриархальная власть не готова воспринимать всерьез, а потому не спешит и раскручивать вал репрессий.
«Поддерживать связь, общаться, обсуждать наболевшее, знать, что ты не одна такая. Как то лавировать, находить способ работать», - так она формулирует свой способ компенсировать выгорание.
Даша живет новыми проектами: «Да, приходится работать тоньше, но мне кажется, на свободе я полезнее. Но с нетерпением жду возможности, когда смогу назвать белое белым, а черное черным. Сейчас я не понимаю, как будет дальше идти протестная активность. Мое сердце не может принять то, что происходит. Это больно, страшно, стыдно. Для меня возможность говорить и права человека - это большая ценность, и я не хочу их отдавать. Я буду бороться за то, чтобы оставаться человеком культуры. Также надеюсь сделать проект для региональных художниц, в котором будет чувствоваться каждый голос. Планирую кампании против насилия. Мы хотим работать с местным контекстом. В киноклубе сделаем небольшой doc-уикенд с молодыми документалистами. Я решила разрешить себе все, к чему рвется сердце. Моя задача - документировать и ни в чем себе не отказывать, так как мне во всем откажет мое государство.»
Анна спасается лишь поддержкой семьи. И понимает, что, выйди она на открытый протест, завтра ее подопечные останутся без помощи. Работать стало труднее ещё и финансово: зарубежные проекты закрылись, новых российских не появилось. Анонсированные Госдумой поправки в «закон о пропаганде», которые криминализируют фактически любое позитивное упоминание ЛГБТК+ в любой возрастной аудитории, приносят новые опасности. Вдобавок значительная часть сообщества осталась без работы из-за ухода с рынка большого числа компаний. А значит, нужно помогать. «Мы стараемся не причинить никакого ущерба нашему делу. Никаких резких движений, никто не выходит с плакатами. Хотя иногда очень хочется».
Благо, те, как и везде, щедры на глупости вроде очередного мартовского поздравления «женщинам - украшению коллектива». Ева, впрочем, полагает, что такое отношение чиновничества к женской повестке отчасти спасает от преследования. «Украшение коллектива» патриархальная власть не готова воспринимать всерьез, а потому не спешит и раскручивать вал репрессий.
«Поддерживать связь, общаться, обсуждать наболевшее, знать, что ты не одна такая. Как то лавировать, находить способ работать», - так она формулирует свой способ компенсировать выгорание.
Даша живет новыми проектами: «Да, приходится работать тоньше, но мне кажется, на свободе я полезнее. Но с нетерпением жду возможности, когда смогу назвать белое белым, а черное черным. Сейчас я не понимаю, как будет дальше идти протестная активность. Мое сердце не может принять то, что происходит. Это больно, страшно, стыдно. Для меня возможность говорить и права человека - это большая ценность, и я не хочу их отдавать. Я буду бороться за то, чтобы оставаться человеком культуры. Также надеюсь сделать проект для региональных художниц, в котором будет чувствоваться каждый голос. Планирую кампании против насилия. Мы хотим работать с местным контекстом. В киноклубе сделаем небольшой doc-уикенд с молодыми документалистами. Я решила разрешить себе все, к чему рвется сердце. Моя задача - документировать и ни в чем себе не отказывать, так как мне во всем откажет мое государство.»
Анна спасается лишь поддержкой семьи. И понимает, что, выйди она на открытый протест, завтра ее подопечные останутся без помощи. Работать стало труднее ещё и финансово: зарубежные проекты закрылись, новых российских не появилось. Анонсированные Госдумой поправки в «закон о пропаганде», которые криминализируют фактически любое позитивное упоминание ЛГБТК+ в любой возрастной аудитории, приносят новые опасности. Вдобавок значительная часть сообщества осталась без работы из-за ухода с рынка большого числа компаний. А значит, нужно помогать. «Мы стараемся не причинить никакого ущерба нашему делу. Никаких резких движений, никто не выходит с плакатами. Хотя иногда очень хочется».
«Активист - это собака, которую бьют током»
«В современной России несколько факторов всегда сопровождают активистов и влияют на выгорание. Основной из них в том, что работа любого правозащитника - это работа, которую можно сравнить с работой домохозяйки. Ты постоянно работаешь, постоянно что-то делаешь, но никогда не видишь конечного результата. Не бывает, что ты чего-то добился, можешь сесть и расслабиться. Потому что права нарушаются всегда в любом государстве, тем более в Российской Федерации. Это первый фактор. Второй фактор тоже общий. Практически все активисты работают в ситуации горя как помогающие специалисты. То есть к активистам приходят, когда случается что-то трагическое, сложное, никто не приходит поделиться радостью.
В России все усугубляется тем, что суд почти не позволяет добиться защиты своих прав. Поэтому ты берешься помогать, понимая, что не можешь решить проблему системно. Это два основных фактора, которые способствуют выгоранию. Плюс еще личностный фактор: в активизм люди приходят либо через собственную травму, не проработав ее, либо это люди с профессиональными навыками, у которых со временем появляется профдеформация, как у сотрудников силовых структур или скорой помощи.
Когда началась война, это было настолько страшно, что поверить в это было невозможно. Потом начались разные версии, когда она закончится, слухи, мифы. А война не заканчивается, информация о том, что совершаются военные преступления, не заканчивается, СМИ продолжают писать. Появляется полное ощущение безнадежности. Плюс несистемное применение законов, репрессивная машина, и гражданские активисты, правозащитники становятся похожи, простите меня за сравнение, на собак, которых систематически бьют током. Хочется лечь и уже не прыгать.
Ты никогда не знаешь, откуда прилетит. Ты никогда не знаешь, за что будешь наказан. Используются разные статьи, например, о распространении порнографии - как в отношении Юлии Цветковой (минюст РФ считает Юлию «иностранным агентом» - прим.ред.). При этом ты не совершаешь никаких преступных действий, ничего плохого. И помимо общей усталости ты получаешь выученную беспомощность, не можешь сопротивляться. Наступает выгорание.
Каков выход? Конечно, это психотерапевт, конечно, отслеживание своих ресурсов.
Четкое разделение личного и публичного, режим труда, и отдыха. И данное себе право на выход из любого активизма. На отдых. Сложность только в том, что правозащитная деятельность - это такая штука, как умение читать: уже не разучиться».
В России все усугубляется тем, что суд почти не позволяет добиться защиты своих прав. Поэтому ты берешься помогать, понимая, что не можешь решить проблему системно. Это два основных фактора, которые способствуют выгоранию. Плюс еще личностный фактор: в активизм люди приходят либо через собственную травму, не проработав ее, либо это люди с профессиональными навыками, у которых со временем появляется профдеформация, как у сотрудников силовых структур или скорой помощи.
Когда началась война, это было настолько страшно, что поверить в это было невозможно. Потом начались разные версии, когда она закончится, слухи, мифы. А война не заканчивается, информация о том, что совершаются военные преступления, не заканчивается, СМИ продолжают писать. Появляется полное ощущение безнадежности. Плюс несистемное применение законов, репрессивная машина, и гражданские активисты, правозащитники становятся похожи, простите меня за сравнение, на собак, которых систематически бьют током. Хочется лечь и уже не прыгать.
Ты никогда не знаешь, откуда прилетит. Ты никогда не знаешь, за что будешь наказан. Используются разные статьи, например, о распространении порнографии - как в отношении Юлии Цветковой (минюст РФ считает Юлию «иностранным агентом» - прим.ред.). При этом ты не совершаешь никаких преступных действий, ничего плохого. И помимо общей усталости ты получаешь выученную беспомощность, не можешь сопротивляться. Наступает выгорание.
Каков выход? Конечно, это психотерапевт, конечно, отслеживание своих ресурсов.
Четкое разделение личного и публичного, режим труда, и отдыха. И данное себе право на выход из любого активизма. На отдых. Сложность только в том, что правозащитная деятельность - это такая штука, как умение читать: уже не разучиться».
- ТекстТатьяна Брицкая
- АдминистрированиеНаталия Донскова
- Дарья Абдулина
