Как колониалисты повлияли на гендерные отношения саами

Мы понимаем колониализм как практику, когда одна страна берёт полный или частичный политический контроль над территорией и заселяет её жителями, которые стремятся извлечь выгоду из её ресурсов и экономики. По сути, это политическое и экономическое доминирование более мощной страны над уязвимым регионом, навязывая коренному населению свой язык и культуру.

Колонизация кольских саами началась примерно в XII–XIII веках, когда на полуостров стали приезжать сборщики дани из Новгорода. Так, государство начало эксплуатировать коренное население и получать экономические выгоды с их территорий. В то же время другие группы саамов тоже подвергались налогообложению со стороны Норвегии, даже во времена шведской оккупации.

Саамы столкнулись с эксплуататорским колониализмом: против них использовали силу, их использовали как недорогую рабочую силу, а природные ресурсы — как сырьё. В отличие от поселенческого колониализма, эксплуататорская форма требовала миграции меньшего числа поселенцев, ведь коренным народам можно было разрешить остаться на своих землях. И при этом поработить.

Религия коренных саамов включала анимизм, шаманизм и политеизм. Особое значение в их мировоззрении занимает игра на бубне и традиционное пение, а в их верованиях — множество духов и богов, среди наиболее значимых — Мать, Отец, Сын и Дочь. Саамский шаман, известный как «нойда», выполнял функции целителя и защитника. Но в последующие столетия норвежские саамы подвергались агрессивному религиозному давлению.

Первые христианские церкви на землях саами возникли после миссий, их строили на берегах Ботнического залива и Северного Ледовитого океана. Более масштабное миссионерское вмешательство началось в 1500-х годах, когда прибрежных саамов обратили в христианство, а местные религиозные верования стали всё чаще подвергаться нападкам.

В Швеции и Норвегии миссионерское движение среди саамов приняло более агрессивный и тревожный поворот к концу XVI века — это время саамы-луле называют «концом времени бубна», или goabdesájgge. Один из первых известных миссионеров, пиетист Томас фон Вестен, проповедовал саами по всей Норвегии до 1727 года. Он был категорически против саамских шаманских традиций и олицетворял растущее пренебрежение, которое чужаки питали к саамам: собирал и сжигал священные бубны и уничтожал сейды. Более того, через угрозы и пытки он принуждал нойдов отказаться от обрядов и публично осудить местных богов. Нойды, пользуясь тем, что их язык почти не знают, избегали осквернения собственных религиозных ритуалов.

Население северных саамов официально христианизировали в XVII веке. Их включили в состав Русской православной церкви, которая основала церковь в Борисоглебске и часовню в Нейдене, на южном берегу Варангер-фьорда. Влияние России закрепилось среди кольских саамов: они приняли русскую православную веру и отправили молодёжь на обучение к русским.

Такую позицию можно объяснить методами, которыми христианство распространялось в России. Русская церковь считала, что освободила местных саамов от ереси протестантизма, ведь их земли стали подчиняться царю, а не датскому королю. Ещё в 1681 году царь поручил уездному губернатору укреплять православную веру среди идолопоклонников, но без суровых методов: крещение должно было быть добровольным, и каждый новокрёщеный получал в награду три рубля.

За этой доброй волей стояла политическая цель. Православная вера была важным маркером идентичности и полезным инструментом формирования преданности Российской империи. Монастырь заботился о бедных, больных и престарелых из местного населения. Русские священники разрешали саамам даже заниматься колдовством — при условии, что оно никому не причинило вреда. С протестантской точки зрения это была сенсация, и лютеранские миссионеры утверждали, что ортодоксальная территория воспринималась как убежище, куда многие саамы бежали от миссионерских поисков. Более того, норвежцы не смели селиться там, где проживало много саамов, потому что боялись колдовства.

Норвегия была чрезвычайно жесткой в усилиях по христианизации. По сравнению с другими регионами страны, охота на ведьм в Финнмарке была интенсивной. Его население составляло 0,8% населения Норвегии, тем не менее, 16% всех процессов над колдовством в стране (и 31% смертных приговоров) проходили именно здесь. Саамских мужчин обвиняли чаще, чем женщин.

В 1726 году Норвегия отменила смертную казнь за «саамское колдовство», но саамы не были застрахованы от других суровых наказаний, особенно за «колдовство», «суеверия» и непосещение церкви. Многие из них бежали дальше в тундру.

Новую религию активно распространяли через систему школы — их персонал почти полностью состоял из христианских миссионеров. Из-за этого у религиозных лидеров был постоянный поток потенциальных новообращенных, которые были, по сути, пленной аудиторией, неспособной избежать религиозной идеологической обработки.

Таким образом, саамы пострадали от региональной игры за власть, которую на протяжении веков вели развивающиеся и постоянно растущие страны. Саамы оказались на территории, которую чужаки считали потенциально ценной. Христианская церковь, особенно лютеране, была частью инструментов порабощения национальными государствами.

В начале ХХ века, когда ситуация на российской стороне стала меняться, наступил новый период и новые формы колонизации. И на смену церкви к саамам пришла советская власть, которая тоже была заинтересована в землях и людях, как и в распространении новой идеологии.

В источниках конца XIX и начала XX веков саамские семьи характеризуют как традиционно патриархальные. Тем не менее, у жён и матерей был высокий статус. Исследователь Василий Алымов говорит, что мужчины и женщины в саамских семьях были равны в семье и хозяйстве: саамская женщина «столь же умело обращается с оленями, мчится по тундре в мороз и снежную бурю, как и её муж, брат или сын». Полукочевой образ жизни определял относительное равноправие женщин: хозяйство мужчин и женщин было неразделимо, семья сопровождала мужчин во всех перемещениях.

Писатель Рауни Магга Луккари считает, что саамские женщины, воспитанные в соответствии с традициями, обладают большой властью — женская сила выражается через традиционные саамские занятия. Например, одежда, которую шьют саамские женщины, необходима для выживания зимой.

Важность женщин в раннем саамском обществе становится ясной благодаря женским божествам. Шаманская религия признавала множество богов, самой важной для женщин была Маттаракко — первобытная мать. Три её дочери, Саракка, Уксакка и Юксакка, помогали женщинам на разных этапах жизни вроде беременности и родов. Такое мировоззрение подтверждает идею, что саамское общество могло стать матриархальным.

Известное гендерное равенство в отношении статуса и власти влияет на образ саамского мужчины. Он приобретает черты «мягкости», «ласковости», «терпения» и т.п. в той мере, в какой эти качества становятся заметными (превышающими обычную норму) с точки зрения чужака из другого этноса. По российским описаниям, саамский мужчина не склонен к конфликтам и лишён какой-либо агрессивности. Врач и летописец Иванов-Дятлов писал, что проявления гнева у саамов «ограничиваются лишь ссорами, изредка легкими драками, которые вскоре забываются».

На западных территориях этнографический взгляд на положение женщины и её возможностей аналогичен: им, как правило, предоставляется определённый престиж в обществе, поскольку они воспитывают детей и несут ответственность за передачу уникальной местной культуры.

Эпоха модернизации и индустриализации в советской и западной части саамских поселений разворачивалась по-разному. Кольские саамы подверглись созданию колхозов, и этот процесс был сопряжён с трудностями и репрессиями. Политику повышения грамотности местного населения проводили менее мягко, чем во времена Российской империи. Для обучения детей помещали в школы-интернаты, где запрещали говорить на саамском языке.

Советские проекты «национальной политики» включали различные меры: от культурной ассимиляции и образования до принудительных действий, вплоть до переселения. СССР использовал гендерный компонент как основу функционирования и легитимации колониального господства. И с момента создания ставило во главу угла необходимость решения как «женского вопроса», так и «национального вопроса».

«Женский вопрос» был связан не только с правами женщин в целом, но и с процессом национального самоопределения, вопросами развития национальных языков и культуры. С одной стороны, женщины должны были стать строителями нового общества, особенно после мужских потерь в войне. С другой стороны, женщины были гораздо более сложной мишенью социальной инженерии, чем мужчины. Если революционеры Российской империи придерживались последовательного взгляда на женщин как на «отсталый элемент», требующий дополнительных организационных и пропагандистских, то восприятие женщин коренных северных народов было еще более удручающим.

Контроль труда — еще одно проявление колониальной природы власти. Наряду с основными поселениями саамов, особенно в районе Ловозера, возникли горнодобывающие комплексы и новые города, такие как Оленегорск. Они использовали трудовые ресурсы коренного населения, нарушая традиционный уклад жизни. Пропаганда санитарно-гигиенических норм, в том числе, была связана с преодолением традиций и привычек. Например, переселение в высотные здания препятствовало перевозке оленей и вынудило людей отказаться от традиционных средств к существованию в пользу индустриализации и доступа к благам цивилизации.

Саамские женщины на Западе встретили модернизацию в иных, но не менее простых условиях борьбы за национальные права. Считается, что приход модернизации — норвегизации, христианского влияния и утраты саамской культуры — в Сапми повлёк потерю власти среди женщин. Без норвежского и христианского влияния и возможной принудительной ассимиляции саамов в другой образ жизни их обычаи и идеи, вероятно, не изменились бы так резко.

Женщины пострадали в результате перехода от традиционного общества к более господствующему. Они были по-прежнему важны, но перестали считаться необходимым условием выживания семьи. Интеграция в современное общество освободила саамских женщин от обязанностей, которые у них были раньше, таких как необходимость шить одежду или заготовлять оленьи шкуры. Одежду можно купить, и большинство саамов отказались от оленеводства по экономическим, социальным и экологическим причинам.

В 1970-х годах в Сампи зародилось феминистское движение, когда женщины-оленеводы захотели иметь те же права, что и их коллеги-мужчины. Они утверждали, что модернизация, чрезмерная защита национальной политики и несаамское законодательство вызвали угнетение и привели к снижению равенства между мужчинами и женщинами. Хотя голос феминизма был услышан, он не охватил всех саамских женщин. Поскольку феминизм склонен изображать женщин жертвами, многим саамским женщинам трудно идентифицировать себя с ним. Кроме того, поскольку саамские феминистские группы не взаимодействуют с феминистскими группами в Финляндии, потенциальная связь, которая могла бы существовать между двумя обществами в результате общих феминистских целей, отсутствовала.

После Женской конференции Северного Совета в 1988 году саамские женщины решили объединиться и создать собственную женскую организацию «Саракка» — по имени мифической дочери древних матери и отца саамов. «Саракка» концентрировалась на женских проблемах коренного населения и этнического меньшинства.

В настоящее время саамская община по-прежнему разделена государственными границами. Колонизация продолжается, используя как старые, так и новые инструменты для укрепления позиций. В то время как феминистские и другие программы, экологические и антиколониальные движения объединяют саамов в западной части их территорий, на Кольском полуострове всё ещё существуют женские саамские группы, такие как Женский саамский форум, где объединенные саамские женщины работают над развитием своего сообщества.

Представление о том, что саамская женщина выполняет роль главы семьи, в настоящее время влияет на семейное самосознание, модели поведения внутри саамских семей, внешние оценки, встраивается в этнический образ народа и связано с его внешним восприятием. Гендерные модели сильных женщин, даже после значительного давления, эксплуатации, отрыва от традиционного образа жизни, модернизации и индустриализации, остаются важнейшей частью этнической идентичности.

Но эти модели рискуют существенно измениться в сторону патриархата на российской стороне, как это было в прошлые времена во время агрессивной христианизации в западном регионе. Среди причин — отсутствие языковой поддержки, продолжающаяся разрушительная индустриализация, христианизация, потеря традиционных средств к существованию и ролей, подчёркивающих важность женщин, непропорциональная мобилизация на Кольском полуострове и агрессивная антигендерная политика страны.